По просьбам некоторых болельщиков ( не будем указывать пальцами) помещаю перевод интервью Томаса Моргенштерна, которое он дал после первого дня соревнований на среднем трамплине. Просто не было раньше времени, а на самом деле много интересного.
«Видеть со стороны своё падение было для меня шоком» То, что Томас Моргенштерн вообще сможет выйти на старт в Сочи, казалось чудом. За пять недель до этого он страшно упал. Спортсмен рассказывает о постоянной боли и «Дежа-вю» немецкому изданию «Die Welt» .Томас Моргенштерн долгое время был очаровательно весёлым. Но эта лёгкость улетучилась. Он стал задумчивым, более спокойным. Спортивный и личный кризисы оставили следы на лице олимпийского чемпиона 2006 года, но более всего – ужасное падение во время полётного этапа в Кульме.
И то, что 27-летний австриец сидит перед нами в маленьком отеле "Déjà-vu" в Красной Поляне, граничит с чудом. Моргенштерн, одетый в серые тренировочные брюки, футболку и красно-бело-красные домашние туфли, сотворил невозможное. После падения он лежал в отделении интенсивной терапии, у него были сильные ушибы лёгких и травмы черепа. И тем не менее к началу Олимпиады он прыгнул со среднего трамплина и стал 14-м. В субботу состоятся соревнования на большом трамплине, в понедельник – командные соревнования там же.
Die Welt: Господин Моргенштерн, это для Вас подарок – быть здесь?Thomas Morgenstern: Это больше, чем подарок. Произошло нечто ужасное, и я безумно благодарен судьбе, что не случилось непоправимое и что я вообще жив. Для меня представляется настоящим чудом, что мои дела после такого падения идут хорошо, у меня только небольшие боли, а так я вполне конкурентоспособен.
Die Welt: Вас что-то ещё беспокоит?Morgenstern: После сна у меня сильные боли в шее.
Die Welt: Так у меня тоже…Morgenstern: … но я знаю, по какой причине. По утрам у меня очень болит шея, но всё же не так, как у тех, кто просто отлежал её. Но в конце концов это мелочь, которая в течение дня проходит. Но только благодаря той терапии, которую мне оказывают. Конечно, это всё последствия падения, но я могу прекрасно с этим обходиться. При прыжке это не становится проблемой.
Die Welt: Вы уже разобрались с падением? Ведь прошло не много не мало пять недель.Morgenstern: Нет, по-настоящему разбираться с падением мы будем только после ОИ. Последние четыре недели были очень напряжёнными, моей целью было участие в Олимпиаде, которую я ни в коем случае не хотел пропустить. Олимпиада – это всегда большое событие, я заплатил за участие в ней сердцем, кровью и потом. И это в результате помогло мне вновь встать на ноги. Я бы мог лежать в больнице и утопать в жалости к себе. Но тогда бы мне никакая терапия не могла помочь в такой степени. В данный момент я чувствую себя в принципе нормально, но я также чувствую и то, что меня отпустило огромное напряжение с тех пор, как я здесь. Я знаю, что это звучит по-дурацки.
Die Welt: По меньше мере, чудесно. И, в конце концов, Вы здесь, на Олимпиаде.Morgenstern: До самого отлёта я работал в полную силу. А теперь у меня есть время – время подумать. Спад напряжения во время Олимпийских Игр: да, это звучит нечасто. Но это только доказывает, что со многими вещами я пока что не справился.
Die Welt: И какие же мысли Вас сопровождают всё это время?Morgenstern: Я не машина, которая при нажатии кнопки повторяет всё то, что делала раньше. Всё произошедшее остаётся в подсознании и продолжает работать внутри тебя. Ясно, что требуется время, чтобы обрести уверенность при прыжке. У меня в Сочи было несколько хороших прыжков, но я также знаю, что при точно таком же прыжке мог бы лететь и на пару метров дальше.
Die Welt: Удивительно то, что Вы вообще прыгаете. Насколько силён был Ваш страх, когда Вы очнулись в больнице?Morgenstern: В тот момент у меня не было никакого страха, только один вопрос звучал у меня в голове: Что случилось? Я совсем ничего не помнил о падении, не представлял, что могло произойти.
Die Welt: А что Вы помнили?Morgenstern: Что я прыгал с трамплина. И я знал, где я нахожусь. Я задавал себе множество вопросов. Потому что я знал: ветровые условия были нормальными, не было никакого ветра, который бы мог спровоцировать падение, у меня была хорошая форма и стабильное состояние. У меня не было никаких причин оказаться в больнице. И своё падение я увидел только через три дня вместе с моим тренером Александром Пойнтнером.
Die Welt: Вам было трудно это сделать?Morgenstern: Нет, было важно это увидеть своими глазами. Я лежал в больнице, прикреплённый к разным приборам, и даже не знал, что произошло. Это было самое плохое. И видео падения ответило на многие мои вопросы. Начать прыгать, не зная толком, почему же я оказался в больнице – нет, это не дело. А так я нашёл этому объяснение. И я увидел: да, это действительно я (
смеётся). И если это всё снято на камеру, значит, так оно и было на самом деле.
Die Welt: Это было шоком для Вас или?Morgenstern: Да, это было шоком – увидеть всё своим глазами. Я вообще-то никогда не падаю в обморок, когда вижу видео с моими падениями, но это я видел впервые. (
Он делает долгую паузу.) Это было на самом деле сурово.
Die Welt: Своё падение в 2003 году в Куусамо Вы видели много раз, на окружающих оно произвело такое же тяжёлое впечатление. В чём же разница?Morgenstern: Это произошло на полётном трамплине, тут падаешь с гораздо большей высоты. А в Куусамо до середины полёта вообще всё шло нормально. И именно поэтому теперь у меня отбиты лёгкие и повреждёна черепная коробка. Я заметил, что со временем, с возрастом некоторые вещи мне становится переносить гораздо тяжелее, становится труднее справляться с последствиями травм.
Die Welt: В Куусамо Вам было 16 лет, Вы были фактически подростком.Morgenstern: Я был молод и беззаботен – этакий сорвиголова. Я из тех, кто всегда ходит по краю и готов к риску. Но всё-таки кое-что изменилось. У меня появилась маленькая дочь. И мне хотелось бы какую-то часть энергии оставить и для неё, а не лежать по больницам.
Die Welt: Какая-то часть людей наверняка подумала в связи с Вашим быстрым возвращением: «Ох, уж этот Моргенштерн, он испытывает судьбу». Вы это понимаете?Morgenstern: Да, я знаю такую точку зрения. Но с другой стороны, это ведь моя профессия и моё призвание. Я люблю и живу этим видом спорта. Я тренируюсь, чтобы стать лучшим. Отсюда и неудачи. Эти два падения не были предусмотрены. Ну, и надо учитывать то, что медики мне всё-таки дали зелёный свет.
Die Welt: В Кульме Вас явно спасла целая армия ангелов-хранителей. Нельзя же всё время испытывать счастье.Morgenstern: Я это знаю. Я знаю, что мне при таком падении, тем не менее, сопутствовало огромное счастье. И я не знаю, смогу ли вновь выйти целым и невредимым из подобной ситуации. Для меня пока самой важной целью являются Олимпийские Игры. И я своего добился, я прыгнул со среднего трамплина. А если опять что-то произойдёт, значит, это произойдёт. Но произойдёт из-за того, что я делаю с бОльшим удовольствием - из-за прыжков с трамплина.
Die Welt: Вы уже задумывались над тем, чтобы завершить карьеру?Morgenstern: Нет, я не хотел бы заканчивать свою карьеру падением. Я это просто не заслужил. И хотя бы потому, что я снова чувствую себя в состоянии прыгать. И к сведению тех, кто считает, что я не в своём уме: из-за того, что я бы не стал прыгать ещё целый год, риск не стал бы меньшим. Всегда может что-то случиться. Это ведь чистая случайность, что два таких падения произошли за такое короткое время. Причины были совсем разные. В Титизее-Нойштадте были проблемы с креплениями при приземлении, в Кульме были проблемы при раскрытии V-позиции в воздухе.
Die Welt: Падение в Куусамо Вы обозначили однажды как важный опыт. А падение в Кульме?Morgenstern: Своё высказывание о Куусамо я сделал годом позже, а после падения в Кульме прошло не так много времени. Куусамо был в известной степени началом моей карьеры и показал мне границы этого вида спорта. Самое плохое, что может случиться с прыгуном с трамплина, это падение, как это и случилось со мной в Кульме. Но ведь и в такой тяжёлой ситуации можно найти нечто позитивное и думать о чём-то позитивном. Что я и сделал.
Die Welt: Звучит просто, но не просто на самом деле.Morgenstern: Однако мне удалось в кратчайшее время вновь найти силы, чтобы бороться. И я горд этим. Я сдал этот экзамен и стал сильнее.
Die Welt: А страх ещё витает вокруг Вас?Morgenstern: Страх в моей жизни играет свою роль. Спустя всего месяц после такого падения сказать: «Я поднимаюсь на трамплин без всякого страха» было бы неправдой. Страх – часть меня. С другой стороны, за свою карьеру я сделал больше 10 тысяч прыжков, а падал только четыре раза: в 2003 в Куусамо, 2009 на тренировке в Куопио и вот в этом году в Титизее-Нойштадте и Кульме. Это ничто по сравнению с вечностью.
Die Welt: Ваши родители, прежде всего Ваша мама, думают так же? Как они справляются с этой ситуацией?Morgenstern: Они тоже здесь в Сочи и живут недалеко отсюда. Конечно, для моей мамы всё это было не так просто. Но они доверяют мне и верят сами, что то, что я делаю, я делаю правильно. Видеть лицо моей мамы и моего отца в палате интенсивной терапии, когда они меня там навещали, это было очень тяжело и волнующе.
Die Welt: Вы ей дали знать, как себя чувствуете?Morgenstern: Я пытался показать ей, что я полон сил. Я сказал ей: «Мама, я снова упал. Это случилось, всё произошло так глупо. Но я не знаю почему».
Die Welt: Ваша мама никогда не говорила: «Дорогой Томас, заканчивай поскорей со своим трамплином»?Morgenstern: Ну, я не буду этого совсем уж отрицать. Она это говорила не так прямо. Она это несколько смягчила (
смеётся).
Die Welt: Олимпийские Игры были Вашей краткосрочной целью. А что после них?Morgenstern: По этому поводу я пока не буду ломать себе голову.
http://www.welt.de/sport/olympia/articl ... sehen.html